По дороге на юг

По дороге на юг

Мой поезд уходил на юг. Он нёс меня по расплавленным от тяжкого, горячего солнца рельсам, по выгоревшей траве, мимо тысяч километровых столбов – прямиком к морю. Сквозные залпы солнечных лучей били по вагонам; поезд набирал скорость, вырываясь из уставшей реальности в живую, сияющую сказку.
С каждым перестуком колёс, с каждым встречным составом, дышащим душной резиной в окно, я получала свидетельство того, что свобода наконец обретена. Я повисла на оконном поручне рядом с титаном и, рассыпаясь на множество солнечных осколков, собиралась заново.

– Снимите осаду с титана, леди. Мне нужен чай, – строгий баритон вырвал меня из мозаичного действа.
– Извольте, – сказала я.
Хозяин баритона был высок, могуч и чёрен, как южная ночь. Или как северная безлесная скала. Да, так вернее. Длинные чёрные волосы с проседью, большие руки, широкий торс. На руках, кажется, тысяча колец, но обручального – нет.

Слова вылетели из моего рта быстрее, чем я смогла их осознать и остановить:
– Человек-скала, у меня есть курица. Хотите?
Скала взглянул на меня сверху вниз. Изучал минуты две. Улыбнулся неожиданно по-доброму:
– А у меня есть красное вино. Вашей курице оно подойдёт идеально.
Через пять минут в моём пустом купе выросла скала с мерло в правой руке и… в левой тоже было мерло.

Я никогда ещё не пила вино из стаканов в подстаканниках: я думала, что такая посуда создана исключительно для чая. Оказалось, вино из дребезжащих стаканов особенно вкусное: и когда чокаешься, и когда слышишь мощное грудное «Я – Андрей», и когда пьёшь терпкую жидкость, глядя на пролетающие мимо крыши старых деревенских домов, частокол и лужи… Закрываешь глаза, и в тебя вливается тёмно-красное солнце – через гортань, и жёлто-алое – через веки. Много-много солнца.

А потом солнечный свет приобретает иные свойства. Когда дверь купе запирается на замок, и большие тёмные глаза смотрят вопросительно-настойчиво, и уверенная рука обхватывает, забирает себе целиком. Я кивнула – это было согласие; и я кивала, подтверждая правильность и нужность властных объятий, и шершавых поцелуев, и резкого, как всплеск лезвия, укуса у кромки волос. Я – тугоплавкий тантал – растекалась ртутью в сильных руках; твёрдые, сухие губы знали своё дело: я была то ли вся насквозь прошита солнечными нитями, то ли сама была нитью, из которой можно свить золотую верёвку или корабельный канат, – всё, что пожелает мастер.

Скала был тяжёл и невесом, несокрушим и трепетен; вдавив меня в узкую сырую постель, он занимал всё пространство, и, казалось, даже дневное светило спряталось, не найдя себе места в тесном купе. Скала раздувал огонь, растягивал мехи, разжигал пламя – и оно взорвалось во мне огромным солнцем, затопляя всё вокруг, ослепляя и обессиливая.

Солнце во мне. Закатные блики на стене. Солнце на его лице. И я киваю в такт мерно стучащим колёсам и мерцающему внутри меня свету. Я женщина, как прежде ещё никогда. Я свободна, как никогда прежде.

#ВалентинаМалева

https://sun9-50.userapi.com/c857436/v85 ... 7o9a_s.jpg

А потом солнечный свет приобретает иные свойства. Когда дверь купе запирается на замок

Вы поэт, батенька и вам писать и писать надо!

Что фото не видно когда можно фото смотреть?